Центр по изучению проблем разоружения, энергетики и экологии при МФТИ

Актуальные задачи международного режима контроля вооружений и нераспространения ОМП

Михаил Николаевич ЛЫСЕНКО
Директор Департамента по вопросам безопасности и разоружения МИД РФ

Стенограмма лекции М.Н. Лысенко, состоявшейся 18 февраля 2004г. в Московском физико-техническом институте для слушателей курса
"Режим нераспространения и сокращения оружия массового поражения и национальная безопасность"

Департамент, в котором я работаю, называется Департамент по вопросам безопасности и разоружения. Создавался он давно, и, как видите, в его названии отсутствует один важный компонент, который сейчас все больше выходит на первый план -- нераспространение или наоборот, скорее распространение оружия массового поражения. Это одна из главных угроз, которая сейчас стоит перед миром. Всю военно-политическую проблематику можно разбить -- через международное право, через договоренности -- на три блока. Прежде всего, это традиционный disarmament, armscontrol -- то есть разоруженческий блок, меры доверия. И вторая часть -- это нераспространение.

В период Холодной войны, конфронтации, с точки зрения логики отношений двух блоков было все ясно. Шла гонка вооружений; потом обе стороны осознали, что надо включать какие-то тормоза, и заключали многочисленные договоры, соглашения. Эти договоры были либо запретительные, как договоры о запрещении химического, биологического оружия; либо сдерживающие -- это цепочка договоров-соглашений, которые регулировали ограничения и сокращения стратегических наступательных вооружений; либо многочисленные соглашения по мерам доверия. Естественно, среди них выделяется Договор о нераспространении ядерного оружия, который заложил основу нынешнего режима нераспространения.

В те годы было, с одной стороны, тяжело: шла упорная переговорная работа. Но, в тоже время, было как-то проще, потому что отношения, которые регулировались в договорах, были межгосударственными. Государства брали на себя обязательства либо что-то запретить, либо что-то не делать, либо что-то ограничить, либо проявить какую-то открытость. Сейчас ситуация меняется. На сцену выходят так называемые негосударственные субъекты, террористы, которым правила не писаны. Вот такой иллюстративный пример. В свое время шли переговоры о том, чтобы поставить вне закона радиологическое оружие. На конференции по разоружению под эгидой ООН уже был сверстан макет такого договора. Казалось бы, такое благородное дело: химическое оружие запрещается, биологическое запрещается, на ядерное -- серьезные ограничения, давайте и радиологическое оружие запретим. Но потом эти переговоры забуксовали. И от идеи принять документ, который бы запрещал радиологическое оружие, отказались. Почему? Потому, что все поняли, что для вооруженных сил такое оружие применять не нужно и нельзя, опасно даже, -- потому что оно нанесет ущерб непосредственно самим вооруженным силам. Бессмысленно принимать его на вооружение и применять организованными вооруженными силами государства. Радиологическое оружие -- это оружие террористов. А террористам закон не писан. Если прежние договоры регулировали отношения между государствами, и государства несли ответственность за какие-то нарушения, то террористы -- вне правового поля. Что же делать в этой ситуации, когда вне правовой сферы оказываются большие серые зоны? Об этом мы поговорим чуть позже.

Прежде всего хочу отметить, что вопреки разным изысканиям и мнениям о том, что разоружение -- это уже прошлый век, что этот процесс мертв, на самом деле все это не так. И свидетельством этому является то, что мы не так давно заключили с американцами Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП). Документ сильно критиковался, главным образом за то, что он имеет рамочный характер. Он очень прост. Он устанавливает лишь то, что стороны должны к 2012 году сократить свои ядерные арсеналы до уровня 2200-1700 боезарядов с каждой стороны, и не более того. Там нет ни положений о контроле, ни положений о мирах доверия. Но, с другой стороны, давайте вспомним всю предысторию.

В свое время, в начале 1990-х гг. был заключен Договор СНВ-1, который решительным образом повернул вспять гонку стратегических наступательных вооружений Советского Союза и Соединенных Штатов. Стороны договорились выйти на уровень 6000 боезарядов для каждой стороны и 1600 носителей этих боезарядов, То есть баллистических ракет подводных лодок, тяжелых бомбардировщиков и наземных межконтинентальных баллистических ракет. Но даже и эти арсеналы показались для сторон обременительными еще в те годы. Был сделан новый шаг: подписан Договор СНВ-2. Мы этот договор ратифицировали. Американский сенат его тоже ратифицировал. Но потом, правда, к этому договору добавились некоторые другие положения, которые касались противоракетной обороны, а американцы уже тогда начали задумываться над тем, чтобы отказаться от ограничений на противоракетную оборону. И, в конечном счете, американцы не ратифицировали те поправки, договор так и не вступил в силу. Но, тем не менее, этот договор устанавливал еще более низкий потолок для обеих сторон: 3000 или 3500 боезарядов.

Кстати, почему возникла вот эта вилка? Не проще ли было написать 3000? И точно также, когда мы с американцами вырабатывали договор по стратегическим наступательным потенциалам, задавался вопрос: зачем нам делать вилку? сделаем 1700 или 2200. Но вилка имеет и определенное политическое значение. Она показывает, что стороны действуют в новых условиях большего доверия, где нет такого, что если у тебя на одну единицу меньше, а у меня больше, то ты чувствуешь себя неуверенно. Поэтому, если -- подсказывает этот договор -- у одной стороны 1700, у другой больше, до 2200, то это не страшно. Другая сторона не будет себя чувствовать дискомфортно, не будет считать, что нарушен баланс стратегических вооружений.

Администрация Буша, придя к власти, вообще отказывалась вести какие-либо переговоры с нами, и вообще сказала, что новые соглашения в области разоружения не входят в ее интересы, они не нужны. Мы, мол, не враги с Российской Федерацией, давайте просто действовать на основе неотранспарентности. Но потом, все-таки американцы поняли, что без какой-то кодификации, пусть в самых общих чертах, без фиксации каких-то уровней и договорно-правового упорядочения дело вести нельзя. Поэтому они согласились подписать московский договор. Несмотря на то, что в тексте нет положений о контроле, тем не менее в этом договоре записано, что он будет опираться на контрольный механизм договора СНВ-1. А в том договоре подробнейшим образом прописаны процедуры инспекций, контроля, посещений, различные ограничения, и т.д. Таким образом, работая в рамках контрольного механизма того договора, мы, в принципе, имеем предсказуемость в том, как будет осуществляться и этот. Кроме того, мы предлагаем американцам выходить на дополнительное взаимопонимание или договоренности сверх договора СНВ-1 о возможных мерах контроля за тем, как будет реализовываться договор СНП. И эта задача -- достижение таких понимания и договоренности -- очень важна.

Таким образом, при всем большом значении -- и политическом, и правовом, -- которое имело заключение этого договора, придется еще много сделать. Помимо мер доверия и транспарентности, есть еще один важный сюжет. Договор СНВ-1 истекает 5 декабря 2009 г. То есть, грубо говоря, в 2010 г. А договор о СНП будет действовать до конца 2012 г. -- образуется такой небольшой правовой зазор. Когда истечет Договор СНВ-1, что же будет существовать вместо него в плане контроля и так далее? Сейчас пока этот вопрос не решен, и мы только начинаем об этом задумываться. Но, тем не менее, важно оценить ситуацию и посмотреть на ближайший период, как быть дальше: либо оставлять громоздкий, но интрузивный и важный механизм контроля договора СНВ-1, либо как-то двигаться дальше. Пока ответа на этот вопрос нет ни у нас, ни у американцев. Это, я еще раз подчеркну, важная проблема.

Далее, уровень в 1700 боезарядов -- нижний уровень, он достаточно низкий. В Договоре СНВ-1 был уровень 6000, а сейчас 1700. То есть мы с американцами потихонечку приближаемся к уровню ядерных вооружений других государств. И если Англия и Франция не имеют планов увеличения своих ядерных арсеналов, то Китай, очевидно, имеет такие планы. Мы же начинаем приближаться к их параметрам (или они к нашим). Поэтому, рано или поздно, надо будет думать над тем, как привлечь другие ядерные державы к процессу ядерного разоружения. До сих пор, эти державы уклонялись от каких-либо переговоров, под тем предлогом, что их ядерные арсеналы значительно меньше, чем у сверхдержав, и поэтому-де и предмета для переговоров нет. Но, тем не менее, в целях поддержания стратегической стабильности, безопасности, важно, чтобы эти арсеналы были предсказуемы; важно"втягивать" эти страны в процесс ядерного, если не разоружения, то, по крайней мере, ограничения. А пока мы даже не имеем официальных данных об их ядерных потенциалах, пока мы не имеем никакой предсказуемости, и строим свои выводы на основе каких-то официальных заявлений, открытых публикаций. Так что еще одна важная проблема - вовлекать эти страны в процесс ограничения и сокращения ядерных вооружений.

Далее, противоракетная оборона. Был тяжелый период, когда американцы вопреки и нашему, и международному мнению решили выйти из Договора о противоракетной обороне. То есть разорвалась логическая связка "щит и меч". Договор по ПРО, заключенный в 1972 г., устанавливал такую сцепку, и психологическую, я бы сказал, связь. Если одна сторона наращивает меч, то другая, естественно, хочет оградиться от этого мощным щитом и наращивает щит; другая сторона опять наращивает меч, эта сторона опять наращивает щит. Таким образом продолжается гонка вооружений. Тогда логика пошла таким путем: давайте тогда мы сделаем этот щит, не будем его наращивать, сделаем его как он есть, даже еще меньше, сократим. И в этом случае у сторон не будет стимула к резкому наращиванию меча --тем более, если есть на этот счет договоренности. И стороны тогда договорились о том, что не будут создавать противоракетную оборону всей территории страны. В Договоре по ПРО было записано, что стороны будут иметь право развернуть только по одному району противоракетной обороны. Мы для себя выбрали район вокруг Москвы, а американцы -- в районе базирования их межконтинентальных баллистических ракет (потом они и этот район свернули).

Долгое время эта связь -- логическая, психологическая, правовая, политическая -- действовала. Но, технология идет вперед, военно-промышленный комплекс идет вперед. И американцы все-таки решились на этот такой серьезный шаг -- отказаться от Договора по ПРО. Что нам оставалось делать? Отвечать острием против острия? Свертывать процесс сокращения наступательных вооружений? Выходить на конфронтацию с американцами, или тратить гигантские средства на создание своего колоссального противоракетного потенциала? Плохие варианты. Мы выбрали скромный, но все-таки оптимальный вариант: добиться заключения Договора о стратегических наступательных потенциалах, чтобы зафиксировать американцев на сниженном ракетном уровне в пределах 1700-2200 боезарядов. Более того, мы публично предлагали выйти даже на уровень 1500 боезарядов. И были некоторые неофициальные предложения о том, чтобы выйти на уровень 1000 боезарядов. Но, остановились на 1700, часть правового вакуума была заполнена -- была зафиксирована договоренность по СНП, которая существует и действует.

Но, с самой ПРО надо было что-то делать. Поэтому мы вступили с американцами в интенсивные консультации, которые продолжаются и по сей день, с целью, прежде всего, получить предсказуемость в том, что касается развития их потенциала ПРО. Факты показывают, что эти планы реализуются не так гладко, как изначально рапортовал Пентагон. Возможно, в предвыборных целях американцы развернут какую-то ограниченную рудиментарную систему ПРО на Аляске. Но эффективность ее будет мала, и, в целом, у них большие сложности с их ранее амбициозными планами создания космического эшелона противоракетной обороны. Для них это будет долгая и вязкая технологическая проблема. Но, нам важно знать, что у них происходит. Поэтому мы поддерживаем контакты и ведем с ними консультации с тем, чтобы прояснить их планы вот в этой области. Кроме того, мы не исключаем и возможности какого-то взаимодействия, сотрудничества, но только чтобы оно не ущемляло наши технологические интересы в области ПРО. Например, на каких-то конкретных театрах. Мы начали консультативный переговорный процесс с НАТО с тем, чтобы изучить возможности создания ПРО Европейского театра военных действий. То есть речь идет об ограниченной ПРО, которая не нацелена против каких-то конкретных государств, а нацелена на отражение любых потенциальных локальных угроз. Такая ПРО, как мы считаем, не может привести к глобальной дестабилизации, к подрыву глобальной стратегической обстановки. И мы сейчас с американцами выходим на консультации о том, чтобы заключить рамочное соглашение по оборонным технологиям, которое бы определяло пределы и возможности нашего сотрудничества в области ПРО, а заодно и любого другого военно-технического сотрудничества.

В контексте сокращения ядерных вооружений (да и общей ситуации) важно учитывать не только факторы контроля, о которых я говорил, и противоракетный аспект, но и то, что американцы сейчас усиленно работают над созданием малых ядерных боезарядов, в том числе глубоко проникающих. Как это отразится на стратегической стабильности? Не приведет ли это к понижению военного и даже психологического порога применения ядерного оружия? Не приведет ли это к тому, что люди будут думать: "есть террористическая угроза, Бен Ладен прячется в каких-то пещерах, как его оттуда можно выкурить, не применив малый ядерный боезаряд? ничего страшного, для этих целей можно его и применить". Такие рассуждения, "пробросы" очень психологически и политически опасны потому, что они размывают психологический аспект, связанный с применением ядерного оружия, не говоря уже о международном праве. То есть, это тоже важная проблема, над которой надо будет думать и работать.

Тактическое ядерное оружие также остается вне сферы договорно-правового регулирования. Идет осуществление односторонних президентских инициатив, выдвинутых в 1991-1992 гг., о постепенном сокращении тактического ядерного оружия, но юридически это не закреплено. И как будет дальше продолжаться процесс, не появится ли тактическое ядерное оружие у других стран, -- это тоже нас не может не беспокоить.

Наконец, космос. Космос остается единственной сферой, где нет оружия. На земле есть, под водой есть, в воздухе летают самолеты с ядерным оружием, а в космосе пока ничего нет. И, естественно, задача нашей дипломатии состоит в том, чтобы лучше что-то предотвратить, не допустить сейчас, чем потом исправлять ошибки и запрещать то, что уже там может быть размещено. У американцев были еще при Рейгане планы Звездных войн. При нынешней администрации Буша амбициозные планы создания лазеров космического базирования, которые размещались бы в космосе и сбивали различные системы, которые уничтожали бы спутники и т.д. Это очень опасная затея, опасная игра потому, что космос - глобален. Исследования космоса осуществляются сейчас в интересах практически, всего мира. Около ста стран имеют то или иное отношение к космической деятельности: кто запускает спутники, кто просто просит нас, или американцев проводить какие-то космические эксперименты. Космический коммерческий рынок оценивается во многие триллионы долларов, и эта сумма продолжает расти. Мы все пользуемся интернетом, спутниковой связью. И если произойдет какой-то хаос в космосе, то мир будет парализован, начиная от "бытовой" мобильной связи, и кончая обычной связью, метеослужбами, коммуникациями, навигацией и т.д. То есть, проблема очень серьезная. И мы решительным образом настроены на то, чтобы не допустить появления оружия в космосе.

Оружие массового уничтожения в космосе запрещено соответствующим Договором 1967г. Но, оружие иное, то есть обычное оружие: либо противоспутниковое, либо какое другое не подпадает под действие этого договора. К сожалению, не удалось договориться о том, чтобы ввести такой запрет. И конечно, двигаться к этой цели надо. Пока готовности у нашего главного в этих вопросах оппонента -- американцев -- не наблюдается. Здесь нам всем совместно надо подумать, как быть. Может быть, для начала, двигаться какими-то небольшими шагами. На конференции по разоружению мы предложили начать переговоры, или даже без переговоров принять всеобъемлющий договор, который запрещал бы размещение оружия в космосе. Но пока эта работа больше топчется на месте. Элементы такого договора разрабатываются, конкретизируются, но желания начинать официальные переговоры у американцев и ряда их союзников нет. Может быть, стоит пойти хотя-бы по пути каких-то конкретных мер доверия. Ведь что главное для международных отношений, да и для каждого человека? Предсказуемость. Знать, что будет дальше. Естественно, если есть предсказуемость, то появляется и какое-то доверие. Соответственно, если идти по этому пути -- пути каких-то небольших договоренностей, которые, например, фиксировали бы иммунитет каких-то определенных спутников (скажем, спутников связи, метеоспутников и т.д.), то здесь открывается большое поле деятельности и для научных центров, и дипломатов.

Наконец, при всей важности проблематики разоружения, еще раз хочу остановиться на том, с чего начинал. Сейчас на первый план выходят угрозы в области распространения оружия массового уничтожения, его компонентов, материалов, средств доставки. С одной стороны, надо отдать должное той громадной страховочной сетке, которая была поставлена еще в годы конфронтации. Договор о нераспространении ядерного оружия четко фиксировал: есть пять ядерных держав, которые обязуются не передавать никому ядерное оружие и технологии, а все остальные государства, как неядерные, берут на себя обязательства не приобретать такое оружие. Была выработана система гарантий, или, точнее, контрольных механизмов, МАГАТЭ. МАГАТЭ проводит инспекции, удостоверяется в том, что та или иная страна не создает ядерное оружие. И как бы в обмен, неядерные государства - члены ДНЯО получают широкий доступ к мирным атомным технологиям -- по строительству атомных станций и по проведению различных мирных исследований. Эта система действовала и действует достаточно эффективно.

Вообще, Договор о нераспространении ядерного оружия -- это самый массовый Договор. В нем участвуют 188 государств, то есть практически все государства мира, за исключением Индии, Пакистана, и Израиля. Кроме того, недавно объявила о выходе из этого Договора КНДР. Индия, Пакистан, как известно, производили ядерные испытания. А Израиль не подтверждает, но и не отрицает наличие у него ядерного оружия. Ситуация же с КНДР у всех на слуху: корейцы заявили, что у них есть некие ядерные средства сдерживания. Есть они или нет, пока никто точно сказать не может, но, во всяком случае, идут переговоры о том, чтобы как-то мирно решить эту проблему.

Договор этот был построен так, чтобы сдерживать государство от ядерных амбиций. Если кто-то его нарушает, то можно поставить вопрос в Совете Безопасности ООН, и принять соответствующие санкции против этого государства. Но он, разумеется, не может, да и не должен сдерживать возможности появления ядерного оружия или его компонентов у террористов. Правда, вряд ли можно предположить, что какие-то террористы создадут ядерное оружие. Это несерьезно -- ведь для того, чтобы создать ядерное оружие, нужны производственные мощности, нужна прочная индустрия и т.д. Но использовать какие-то компоненты, например, радиологическое оружие - "грязную бомбу", наверное, террористы в силах это сделать, и ДНЯО тут бессилен. Не следует, однако, сильно критиковать этот договор. Давайте посмотрим, в чем его заслуги. Если бы не этот договор, то на сегодня порядка пятидесяти государств могли бы создать ядерное оружие. Например, Япония. Сами японцы неофициально говорят, что если бы было принято политическое решение, то при их промышленном потенциале они бы создали ядерное оружие за 8-9 месяцев. Германия тоже вполне могла бы это сделать. Что бы тогда было в Европе? Что бы тогда было в Азии? Так что этот договор сдерживает и промышленно-развитые государства, и прочие от возможности создания такого оружия.

Далее, в мире имеется 438 ядерных реакторов. Они находятся под контролем МАГАТЭ. А если бы этого не было? Сколько можно было бы на них бесконтрольно, тайно и открыто накопить ядерного материала, который мог бы использоваться для создания ядерного оружия! Этого не происходит только благодаря ДНЯО. Наконец, когда развалился Советский Союз, то встала такая неожиданная проблема: на его территории появились новые независимые государства, у которых имелось ядерное оружие - это Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан. Что было бы, если бы Казахстан, Украина и Белоруссия не заявили о своем намерении присоединиться к Договору о нераспространении в качестве неядерных? Появилось бы три новые ядерные державы с далеко идущими политическими последствиями. К счастью, удалось договориться, что эти страны вступают в ДНЯО, и договорились о том, что ядерное оружие будет с их территории вывезено на территорию Российской Федерации.

Наконец был и такой прецедент, когда ЮАР создало ядерное оружие, но потом, благодаря и интенсивному международному давлению, и по своим внутриполитическим причинам, эта страна отказалась от своих ядерных планов. Была информация о том, что и Бразилия, и Аргентина тоже подумывали б этом. Румыния после свержения Чаушеску признала, что занималась хотя и не созданием ядерного оружия, но деятельностью, которая запрещена по договору о нераспространении, и вела военные исследования в этой области. Таким образом, участие в Договоре подавляющего большинства государств мира уже играет колоссальную сдерживающую роль.

И сейчас известны случаи такого рода. Например, МАГАТЭ выявило незаявленную деятельность Ирана в ядерной области. Правда, одновременно, МАГАТЭ пришло к выводу, что Иран не располагает военной ядерной программой (это было записано в докладе МАГАТЭ). Но, тем не менее, отклонения от заявленной деятельности у них были серьезные. Также известно, что и Ливия вела какие-то работы, исследования, закупала центрифуги, другое оборудование, которое могло бы, в конечном счете, быть использована для создания ядерного оружия. И опять же, благодаря МАГАТЭ, благодаря ДНЯО, мы являемся свидетелями того, что ядерное оружие пока не находит дальнейшего распространения. Но, это не значит, что надо успокаиваться. Надо, прежде всего, сделать две вещи:

Далее: Конвенция о запрещении химического оружия. Если бы не было этой конвенции, то сейчас порядка 100 стран могли бы обзавестись химическим оружием. А не будь Конвенции о запрещении бактериологического (биологического) оружия, порядка 80 стран могли бы обзавестись этим видом оружия. Эти конвенции также не универсальны. Задача состоит в том, чтобы побудить как можно больше стран присоединиться к ним. Эта работа ведется, но безусловно, если бы этих трех китов: Договора о нераспространении ядерного оружия, химической и биологической конвенций не было, то мы сейчас жили бы в ином, гораздо более нестабильном и опасном мире.

Но появляются новые угрозы в лице необузданных, не подпадающих ни под какие правовые самоограничения субъектов: террористов, или , может быть, просто каких-то организованных преступных групп. Существует огромный "черный" рынок опасных технологий и компонентов. Все это представляет большую угрозу.

Для того, чтобы применить ядерное, химическое, биологическое оружие, нужны средства доставки. Самые эффективные -- это ракеты. Но ракеты, в отличие от этих трех договоров, не ограничены никаким соглашением. Есть Режим контроля за экспортом ракетных технологий, но он регулирует только эту сферу. Но в целом, никаких международных документов, которые запрещали бы создавать баллистические ракеты или ограничили бы это, не существует. За исключением разве что советско-американского Договора о ракетах средней и малой дальности, заключенного в период Холодной войны, когда мы и американцы договорились ликвидировать целые классы этих вооружений. Но другие страны могут вполне легально и беспрепятственно создавать такое оружие. И гонка таких вооружений продолжается. Проводит испытания Индия -- тут же отвечает Пакистан, проводит Пакистан -- отвечает Индия. Иран создает ракетные системы. Израиль наращивает ракетную мощь. Эта ситуация тоже всех, безусловно, беспокоит, поэтому и здесь требуются какие-то серьезные меры. Мы выступаем за то, чтобы со временем был какой-то ракетный документ по типу Договора о нераспространении, который был бы максимально-универсальным и вводил бы, с одной стороны, жесткие ограничения на ракеты, а с другой стороны стимулировал бы те государства, которые отказываются от ракетных программ, присоединиться к нему.

Наконец, в пользу террористов, негосударственных распространителей работает и то, что у многих стран вообще нет никакого законодательства в области экспортного контроля, или оно очень слабое. Даже на пространстве СНГ мы проводим интенсивные консультации с нашими коллегами и видим, что в ряде государств нормы экспортного контроля очень слабые. Поэтому задача состоит в том, чтобы подтянуть их к нашим стандартам. Плюс такой фактор, как прозрачность границ между некоторыми странами. Где гарантия, что к нам в Россию не завезут, какое-то оружие или материалы массового уничтожения через такую прозрачную границу?

Во многих странах есть бесхозные радиоактивные источники. Это тоже серьезная проблема. Как с ними быть? Ведь это потенциальное оружие террористов - так называемое "грязное" (радиологическое) оружие.

Таким образом, нужна комплексная программа мер, которая позволяла бы со всех сторон подойти к этой проблеме: с одной стороны, укреплять существующие соглашения; с другой стороны, вырабатывать правовые нормы, которые, в свою очередь, позволяли бы, с одной стороны, ставить вне закона террористов, и тех, кто стремится к использованию оружия массового уничтожения, и с другой стороны, ограничивать возможности их доступа к чувствительным материалам, компонентам ядерного, химического, биологического оружия.

В мире идет активная дискуссия: как все-таки быть с террористами, как бороться? Договоры - это важно и хорошо, но они не совершенны в том смысле, что рассчитаны на государства, а на террористов не рассчитаны. Как же быть в этой ситуации? Можно идти по пути мер принуждения. Например, перехватывать какие-то поставки: террористы или отдельные государства-нарушители что-то такое перевозят, "черный" рынок существует, одно государство передает другому -- вот эти поставки будем перехватывать. Так родилась инициатива, которую выдвинул президент Буш в мае прошлого года в Кракове, PSI -- proliferation security initiative, или как мы ее расшифровываем, ИБОР - "инициатива по безопасности в области распространения". Казалось бы, идея хорошая.

Но, во-первых, одними силовыми действиями терроризм нельзя остановить. Все-таки, если мы хотим с терроризмом бороться, то надо искать его корни, а корни известны -- это региональная нестабильность, это религиозные конфликты. Надо, прежде всего, обратиться к вот этим, социально-экономическим корням, изыскивать и находить пути решения связанных с ними проблем.

А во-вторых, важно, чтобы не было никакого произвола, чтобы в процессе вот таких перехватов были соблюдены нормы международного права, национальных законодательств.

Поэтому отношение нашей страны к этой инициативе Буша довольно неоднозначно. С одной стороны, оно идет в русле и наших интересов. Конечно, разве мы заинтересованы, чтобы к нам что-то такое завезли, или, наоборот, от нас что-то утекло? Но, с другой стороны, вопрос в том, как организовывать такие перехваты. Скажем, в пределах нашей национальной юрисдикции -- в наших территориальных водах, в нашем воздушном пространстве. Мы провели специальный анализ с нашими спецслужбами, и увидели, что у нас столько законов, столько нормативных актов, что, как говорится, "муха не пролетит" (по крайней мере, теоретически) в том, что связано с возможностью перевозок каких-то чувствительных материалов, не говоря уже об оружии массового уничтожения. Более того, у нас есть положение, согласно которому даже транзитный полет над нашей территорией самолета, который перевозит оружие, без посадки и досмотра запрещен. В наших портах, в наших территориальных водах также действуют жесточайшие правила, и если есть хоть малейшее подозрение, что какое-то судно что-то там везет незаконно, то наши пограничные службы обязаны его тут же остановить, досмотреть, груз этот изъять, и т.д. В общем-то, и у американцев существует такая же строгая система, и во многих других странах. Конечно, большинство стран не обладает возможностями, а иногда и желанием наводить такой строгий порядок. Но, по крайней мере, в том, что касается нашей страны, все вроде бы в порядке.

Но как быть с перехватами за пределами территориальных вод? Международное морское право не содержит на этот счет каких-то четких правил. Существуют договоренности о том, что если есть подозрение, что судно везет рабов или ведет незаконное телерадиовещание в международных водах, то его можно остановить, досмотреть и так далее. Но, если - теоретически -- какое-то судно везет вне пределах территориальных вод оружие массового уничтожения, то нет никаких правил, которые позволяли бы его остановить, и досмотреть. Аналогично в случае, если судно везет, условно говоря, ракеты. Как уже отмечалось, нет запретов на производство ракет, и если такая перевозка осуществляется, то нет никаких правовых оснований, чтобы такое судно задерживать. То есть в международном праве, в том числе, и в международном морском праве, есть большие прорехи, и над этим надо терпеливо и упорно работать. И здесь, мы готовы вместе с американцами разрабатывать какие-то нормы, смотреть, как международное право надо совершенствовать и применять в таких случаях.

Но здесь есть и проблемы. Вот например, мы везем в тот же Иран какое-то оборудование для строящейся нами атомной электростанции. Как известно, в Америке существует закон, который запрещает американцам торговать с Ираном, и они часто экстраполируют свое национальное законодательство на международные случаи, то есть, действуют в соответствии со своим законом. Означает ли это, что они имеют право остановить наш корабль и забрать это оборудование, предназначенное для атомной электростанции? Ответа на этот вопрос мы пока от американцев не получили.

Хотя в последнее время, Джордж Буш сделал ряд важных заявлений, которые показывают, что эта инициатива эволюционирует в сторону бОльшего учета международно-правовых аспектов. Если раньше она выстраивалась так, чтобы просто перечислить страны-изгои, то есть плохие страны -- КНДР, Иран, Ливия и другие - и что все должно быть обращено против них. И мы, и европейцы американцев подправили -- они уже в своих документах записали, что эти действия будут распространяться на любое государство, которое нарушает международные правила, международные обязательства в области нераспространения. Буш заявил о том, что к этим перехватам надо активнее подключать правоохранительные органы, в том числе Интерпол. Если, условно говоря, есть какая-то информация, что в наши территориальные воды следует судно, которое везет какое-то химическое оружие или что-то подобное, то, естественно, мы будем заинтересованы в ее получении. И здесь по линии Интерпола как раз и открывается широкое поле для совместной работы. Или если мы узнаем сведения такого рода, то, естественно, также в наших интересах будет поделиться такой информацией с партнерами.

Сейчас мы постепенно приглядываемся к этой инициативе, и хотим прояснить для себя побольше вопросов, с тем, чтобы она соответствовала международно-правовом нормам, чтобы она строилась строго на основе тесного взаимодействия специальных, таможенных, пограничных и прочих служб. И об этом мы говорим американцам, и другим ее участникам.

Таким образом, перехват незаконных перевозок -- это один из путей борьбы с "черным" рынком, борьбы с возможным терроризмом, нелегальным проникновением, распространением компонентов и оружия массового уничтожения.

Второй путь: надо плотно и уважительно работать с так называемыми, проблемными странами. Вот с тем же Ираном. Американцы очень жестко ставили вопрос о том, что Иран - нарушитель; он, якобы, создает военную ядерную программу; вопрос надо переносить в Совет безопасности ООН и применять к Ирану жесткие санкции. Но, мы выступили против такой политики, когда какая-то страна загоняется в угол -- тем более, что никаких убедительных фактов в пользу того, что Иран занимается созданием ядерного оружия, американцы привести не смогли. А, как я подчеркивал выше, МАГАТЭ смогло в ходе инспекции удостовериться, что, действительно, у Ирана были нарушения, отклонения, однако военно-ядерной программы у него нет. Мы выбрали уважительный путь -- путь тесных консультаций с Ираном, и объясняли ему, что в его интересах сделать три вещи: первое, это идти на полное сотрудничество с международной организацией МАГАТЭ; второе -- это объявить о заморозке своей ядерной программы; и наконец, третье -- подписать дополнительный протокол к соглашению с МАГАТЭ, о котором я уже говорил. Иранцы это уже сделали. И во многом благодаря этому удалось несколько разрядить обстановку, избежать передачи этого вопроса в Совет безопасности ООН и не допустить серьезного международного, и в том числе силового кризиса. А ведь после того, как американцы напали на Ирак, то раздавались голоса о том, что следует идти дальше, и так же решать такого рода вопросы с другими странами. В числе первых назывались и Иран, и Северная Корея.

Надо работать и над решением проблемы нестабильности на Ближнем Востоке. Ведь Иран не является столь амбициозным государством, чтобы просто так иметь намерение создавать ядерное оружие. Безусловно, у него есть интересы собственной безопасности. Мы знаем, что Иран считает, что его безопасность подвергается угрозе со стороны Израиля. Израиль, в свою очередь, считает, что арабские страны и Иран создают угрозу для его безопасности. Вот здесь надо искать какой-то политический выход, который одновременно будет способствовать снижению самих стимулов для тех или иных государств нарушать международное соглашение и обзаводиться оружием массового уничтожения.

Повторюсь, что надо работать и с Индией, и с Пакистаном с тем, чтобы эти страны брали на себя обязательства воздерживаться от дальнейшего проведения ядерных испытаний, укреплять свои системы экспортного контроля и обеспечивать какую-то транспарентность того, что у них происходит с ядерным оружием. Особенно тревожит ситуация с Пакистаном, где на президента было два покушения, где ситуация не стабильная, где по-прежнему сильно влияние талибов, и неизвестно как дальше изменится политическая конъюнктура в этой стране. И не дай бог, чтобы ядерное оружие там оказалось в руках экстремистов.

Когда только начались события в Афганистане, то есть американцы начали военную операцию против талибов, то резко уменьшилась политическая стабильность в Пакистане, возникла серьезная угроза, что на том этапе вместо Мушаррафа к власти могут прийти какие-то оголтелые экстремисты. И американцы даже просчитывали какие-то варианты, как быть в этом случае с ядерным оружием Пакистана. То ли его куда-то вывозить -- а как вывозить, кто его будет вывозить, куда вывозить? То ли предпринимать какие-то другие меры, например уничтожать -- но, опять же, как уничтожать? То есть возникает комплекс очень опасных вопросов. И если ситуация в Пакистане будет ухудшаться, то судьба ядерного оружия в этой стране не может нас не беспокоить. Поэтому, важно добиваться и какой-то транспарентности со стороны этих де-факто ядерных стран, чтобы знать, в каком состоянии находится безопасность, сохранность их ядерных программ.

В Северной Корее сейчас возобновляются переговоры -- на следующей неделе должен возобновиться очередной раунд шестисторонних переговоров. Пока есть скромные надежды на успех. Речь будет идти о своего рода пакете. Американцы будут предоставлять определенные гарантии безопасности, которые могут состоять из трех элементов:

В свою очередь, план таков, что корейцы возьмут на себя обязательство, что они замораживают свою ядерную деятельность, что им оказывается активная экономическая и гуманитарная помощь. И американцы ставят (и здесь мы их поддерживаем) вопрос о том, что когда это все заработает, то Пхеньян свернет полностью свою ядерную деятельность, по крайней мере, военную.

Вот в общих чертах такой пакет. Насколько он сработает, пока сказать сложно, но по крайней мере, он выглядит реалистичным. Во всех этих элементах, мне кажется, присутствует определенный прагматизм и основа для движения вперед. Но, конечно, вряд ли этот раунд будет революционным. Скорее, он будет важным, полезным, но шагом вперед.

Есть другие страны, типа Ливии, которые были замечены в том, что они пытались создавать какие-то элементы или компоненты оружия массового уничтожения. Часть стран, прежде всего Ближнего Востока, не являются участниками конвенций о запрещении химического и биологического оружия. Было много претензий, например, к Сирии, что она имеет химическое оружие, и к ряду других стран Ближнего Востока. Те же кивали на Израиль, что у него-де и ядерное оружие есть и другие виды ОМУ. Но, здесь надо, опираясь на позитивный пример, когда Ливия в открытую признала, о наличии таких программ, о готовности их свертывать -- так вот, опираясь на этот позитивный пример, надо и дальше шаг за шагом продвигаться к реализации идеи создания на Ближнем Востоке зоны, свободной от оружия массового уничтожения. И одновременно, побуждать Индию и Пакистан к дальнейшим мерам доверия, чтобы они между собой договаривались, и чтобы снижалась напряженность в этом регионе.

Нас также волнует судьба Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний. Он не может вступить в силу. Договор предусматривает, что для этого требуется, чтобы его ратифицировали 44 государства, у которых есть большие ядерные арсеналы. Но, главное из этих государств -- США -- отказывается ратифицировать этот договор и поэтому он не может вступить в силу. Здесь мы занимаем жесткую критическую позицию в отношении американцев, и говорим им, что их отказ от этого договора является очень дурным примером для тех стран, которые претендуют на то, чтобы обзавестись ядерным оружием.

В плане предотвращения радиологического терроризма большую роль играет МАГАТЭ - с его системой гарантии с одной стороны, и, с другой стороны, с выявлением бесхозных радиоактивных источников, с созданием реакторов нового поколения, которые были бы устойчивы с точки зрения нераспространения.

Мы обращаем внимание на то, что в Конвенции о запрещении биологического оружия отсутствует контрольный механизм. Договор о запрещении ядерных испытаний опирается на МАГАТЭ с его разветвленной контрольной системой. И если Конвенция о запрещении химического оружия также имеет свою организацию по запрещению химического оружия (ОЗХО), которая также проводит инспекции, следит за тем, чтобы никто из участников договора не создавал, не разрабатывал химическое оружие, то с биологией дело хуже. Были переговоры о том, чтобы создать такой контрольный орган, но американцы эти переговоры заблокировали, и в результате ни документа, ни органа нет. И на прямые вопросы американцам, мы не получаем никакого внятного ответа. Есть организация по запрещению химического оружия, которая за всю свою деятельность провела несколько тысяч инспекций, и большинство на нашей территорию, потому что мы являемся самыми крупными обладателями химического оружия. На нашем объекте по уничтожению химоружия находятся десятки инспекторов этого ОЗХО, которые ведут учет, постоянно все проверяют, все смотрят. Где же логика? Почему на химии надо контролировать, а биологию контролировать не надо? Никакого внятного ответа американцы не дают. Ответ частично состоит в том, что американцы отказались от такого контрольного механизма под лоббистским давлением их биологических фирм. Но нас это не устраивает. Нас по-прежнему заботит то, что такого механизма нет. Нас заботит то, что скажем, Азербайджан, Казахстан, Киргизия, Молдавия и Таджикистан -- наши соседи не являются участниками этой конвенции, не говоря уже о многих других странах. И соответственно, мы свои дипломатические усилия нацеливаем на то, чтобы постепенно побуждать американцев и другие страны все-таки заняться, наконец, созданием какого-то верификационного механизма. Параллельно вести мониторинг опасных заболеваний. И, наконец, побуждать другие страны, которые не участвуют в конвенции, присоединяться к этому документу.

Наконец, с точки зрения ракет и ракетного нераспространения, мы выступаем, как уже говорилось, за то, чтобы со временем создать какой-то ракетный договор о нераспространении, который стимулировал бы страны присоединяться к нему, и заодно, открывал бы возможности для космических исследований, для тех, кто присоединился.

Но, и безусловно, важно всемерно работать в многосторонних организациях, чтобы Организация объединенных наций держала высоко флаг усилий в области нераспространения. Мы ведем такие дискуссии, обсуждения со странами НАТО. Евросоюз сейчас выдвинул целый объемный документ "Стратегия в области борьбы с распространением", где суммируются различные подходы к решению этой проблемы. Во многом они перекликаются с тем, что я говорил. Мы такие консультации с ними проводили и ищем сейчас сферы, в которых возможно взаимодействие в этой области. Таким образом, к сожалению, проблема распространения, наверно, еще долго будет существовать и беспокоить нас. Одно государство, какое бы сильное и мощное оно не было, не в состоянии ее решить. И нельзя обеспечить в нашем взаимопереплетающемся мире безопасность только для кого-то одного. Поэтому мы убеждаем наших американских партнеров, другие страны работать в многостороннем режиме. И опираться не только на принудительные меры, хотя они иногда и полезны, но опираться, прежде всего, на дипломатические и политические инструменты. И если будет общность интересов, единство и согласие, и опора на международное право, тогда эту проблему мы сможем успешно решить.

И в нашей стране одни чиновники-бюрократы, в каких бы государственных структурах они ни работали, не смогут побороть эту проблему. Нам требуются тесное взаимодействия с нашим парламентом, чтобы он держал эти вопросы на контроле; чтобы на местах тоже и чиновники, и местные власти следили. Мне кажется, что у нас еще очень невелика роль общественных организаций, которые могли бы заниматься этими проблемами, теребить нас-бюрократов, чтобы мы, так сказать, были более транспарентны, открыты и воспринимали другие мысли. Но, еще раз вернусь к тому, с чего я начал. Конечно, нам важны свежие мысли и новые лица молодежи, которые могла бы вливаться в ряды разоруженцев и нераспространенцев.

Дополнительные сетевые материалы:

Ваши вопросы и комментарии: преподавателю | в СНВ-форум

Поиск на СНВ-сайте

© Центр по изучению проблем разоружения, энергетики и экологии при МФТИ, 2002-04 гг.