Центр по изучению проблем разоружения, энергетики и экологии при МФТИ

Точка зрения:

Поговорим о диалоге

Николай Соков

9 мая 2001 г.

Приглашаем посетить СНВ-сайт нашего Центра (хроника событий, печатные и сетевые публикации, тексты официальных документов, ресурсы сети о проблемах сокращения ядерных вооружений) - информация обновляется еженедельно


Две статьи П.Л. Подвига, опубликованные на СНВ-сайте, представляют крайние точки зрения.

Одна – от 28 апреля – призывает «сдать» российскую позицию увязки вопросов сокращения СНВ и модификации Договора по ПРО с целью добиться договора о сокращении СНВ, который России нужен больше, чем США или чем сохранение режима ограничения систем противоракетной обороны. В отсутствие СНВ-3 (или какого-то иного соглашения – название, в общем, не имеет никакого значения), США, по словам автора, сократят свои СНВ таким образом, чтобы сохранить предельно высокий возвратный потенциал – до уровня 4-5 тысяч боезарядов.

Вторая статья, от 5 мая, оценивет недавнее выступление Дж. Буша по вопросам ПРО и сокращения СНВ как признак того, что США приняли решение не вести с Россией диалог – совсем, причем как по ПРО, так и, видимо, по СНВ. При этом российская реакция на это заявление характеризуется как чрезмерно мягкая, тогда как «очень жесткая реакция» России и Китая могла бы стать «единственным фактором, который мог бы повлиять на готовность союзников США поддержать их планы развертывания ПРО и в определенной степени осложнить их реализацию»

Возникает вопрос, изменилась ли позиция США между 28 апреля и 5 мая настолько, чтобы предлагать в такой мере противоположные оценки? Представляется, что нет. Напротив, подход США не менялся уже достаточно давно – еще с времен администрации Клинтона; даже дипломатическое оформление со сменой администрации почти не изменилось.

Начать следует с того, что достижение СНВ-3 представляется (и представлялось) невозможным вне зависимости от «сброса» российской позиции по Договору по ПРО. Американские предложение по СНВ-3, переданные более года назад еще при предыдущей администрации (т.е. в период, когда она политически должна была быть предельно заинтересована в достижении договоренности), выхода на соглашение не давали. Речь шла об ужесточении ограничений на российские СНВ (в особенности на мобильные МБР) при ослаблении ограничений на американские СНВ – в частности, повышение гибкости в отношении разгрузки-догрузки носителей, переоборудования тяжелых бомбардировщиков и подводных лодок и т.д. Сами по себе уровни – 1,500 в российской позиции и 2,500 в американской – значения не имеют: для специалистов ясно, что сами по себе цифры далеко не отражают состояния стратегического баланса, и по крайней мере с точки зрения автора, можно было бы согласиться на это при прочих благоприятных условиях. Но американский проект СНВ-3 не давал решения именно по тем качественным параметрам СНВ-2, которые вызывали обеспокоенность с российской стороны (возвратный потенциал США в первую очередь), одновременно несколько ужесточая те установленные СНВ-2 ограничения на российские СНВ, которые ухудшали качество (живучесть в первую очередь), которые для России было бы желательно пересмотреть.

При этом даже на такой договор администрация Клинтона была готова идти только при условии принятия поправок к Договору по ПРО, предложенных в январе 2000 г. Иными словами, сделайте нам уступку в отношении ПРО, и в обмен вы сможете сделать нам уступку по СНВ и по ТЯО. «Ловить» было просто нечего.

В этих условиях совершенно неудивительно, что американские предложения по резкому повышению транспарентности были восприняты российской стороной (особенно Минобороны) как оскорбление. Ответ не заставил себя ждать – внесенные через несколько месяцев российские предложения с текстом СНВ-3 наступили американцам на все «мозоли» - там был и запрет всех КРМБ, и еще масса «подарочков».

Самое интересное, конечно, что американские авторы предложений по СНВ рассматривали свое творение как исключительно мягкое, призванное максимально обойти те элементы, которые могли бы вызвать негативную реакцию России, сделать проект договора предельно приемлемым. Оснований сомневаться в их словах нет. По крайней мере некоторые из них действително были настроены позитивно и сделали многое для того, чтобы снять или смягчить требования Пентагона в отношении СНВ-3, которые для России были бы еще хуже.

Все, что показала эта история – это глубина расхождение по вопросам сокращения СНВ. Даже при выведении Договора по ПРО за скобки достижение СНВ-3 потребовало бы двух-трех лет довольно напряженных переговоров при крайне сомнительном результате.

Можно ли было ожидать, что администрация Буша будет в большой мере готова принести в жертву возвратный потенциал, чем администрация Клинтона? Конечно, нет. Напротив, требования скорее всего еще больше ужесточились бы. Так что призывы первой статьи П.Л. Подвига были, с точки зрения автора, нереализуемы.

При этом нет особых оснований подозревать какие-то преимущественно антироссийские мотивы в американской политике. Речь идет прежде всего о том, чтобы сохранить и увеличить гибкость в отношении собственного ЯО. Даже ограничения, установленные СНВ-1, считаются чрезмерно жесткими, препятствующими долгосрочным планам в отношении применения, развертывания и оснащения тяжелых бомбардировщиков и подводных лодок. Имеет место довольно сильное желание выйти из СНВ-1 или по крайней мере пересмотреть его некоторые положения. При этом, в отличие от огромной массы гражданских экспертов – как американских, так и российских – американские военные не обращают внимания на уровень 6,000 боезарядов, установленный СНВ-1. Понятно, что ни США, ни России столько ядерного оружия не нужно, и их совершенно не беспокоит то, что в отсутствие СНВ-1 Россия приобретет право нарастить свои СЯС до 7-10 тысяч боезарядов – все равно этого не произойдет, причем не только по финансовым, но и по «деловым» соображениям.

США, по крайней мере, действительно намереваются сократить свои СЯС и действительно намереваются сохранить значительную степень гибкости, чтобы при необходимости догрузить их до более высокого уровня. Недавний доклад National Institute for Public Policy отражает реальное положение дел, хотя скорее на концептуальном уровне: в нем не содержатся конкретные количественные и качественные показатели. Обсуждаемые сейчас конкретные показатели, впрочем, полностью укладываются в концептуальную схему этого доклада.

Характерно, что отношение российских военных к СНВ-1 пратически ничем не отличается от американского подхода – речь идет не о 6,000 боезарядах, а о многочисленных часто малоизвестных ограничениях, которые стесняют гибкость планирования, боевого дежурства, переоборудования и т.д. Разница лишь в одном – в отсутствие финансирования Россия не сможет нарастить свои СЯС в той же мере, что и США, но в отсутствие СНВ-1, а тем более СНВ-2 можно повысить качество группировки за счет живучести, оснащения при необходимости ракет РГЧ ИН, развертывания ядерных КРВБ большой дальности на Ту-22М3 (об этом никто никогда не говорил, но такой шаг был бы логичен и достаточно дешев) – иными словами, концептуально те же приоритеты, что и у американцев.

Все же в условиях крайне недостаточного финансирования для России было бы выгоднее иметь хороший договор, который бы обеспечивал высокую степень предсказуемости за счет ограничения возвратного потенциала, ядерных КРМБ и проч. Именно этот факт и вызывает постоянные призывы России к заключению нового договора. Другое дело, что российских военных отсутствие договора пугает меньше, чем можно было бы предположить. Как и в США, их позиция сводится к тому, что отсутствие каких-либо договоров лучше, чем плохой договор. Не будем сейчас оценивать, насколько правильны их взгляды, отметим лишь, что концептуальных расхождений с США тут нет. Есть лишь финансовые, и поэтому будет разница в характере мер, в вариантах и масштабе возможной догрузки и т.д.

Еще более интересно, что американские военные особо и не переживают по поводу того, что Россия «выскочит» за рамки имеющихся договоров. Как и Минобороны, Пентагон хотел бы большей предсказуемости в отношении российского ядерного арсенала (в особенности ТЯО), но только не ценой ограничения гибкости собственного арсенала. В основе этого подхода лежит совершенно искреннее убеждение в том, что вести ядерную войну с Россией не придется ни при каких обстоятельствах (да и любую другую). Для российского читателя надо особо отметить то, что далекоидущие планы Бжезинского в отношении расчленения России читают только в России. В США над ними смеются, особенно военные, и считают их несерьезной болтовней. Когда говоришь американцу о том, что писания Бжезинского воспринимаются в России как изложение реальных намерений США, то реакцией сначала является недоверие к столь невообразимому заявлению, потом некоторый испуг, а потом даже некоторое понимание знаменитой российской «паранойи по поводу безопасности».

Конечно, приоритеты различаются по интенсивности – США предпочтут отсутствие договоров самоограничению (даже на основе взаимности), тогда как Россия предпочтет взаимные ограничения отсутствию договоров – но не настолько сильно, как это может показаться с первого взгляда. Поэтому в Пентагоне имеет место довольно благодушное настроение: выйдет договор – хорошо, не выйдет – тоже хорошо. В России несколько менее благодушное: выйдет договор – хорошо, не выйдет – ничего, проживем.

Именно в рамках повышения предсказуемости имеет место интерес США к диалогу с Россией. В той мере, в какой договоренности не будут препятствовать гибкости, США будут готовы повышать транспарентность, чтобы избежать неприятных сюрпризов. Представляется, что США могли бы, например, пойти на контроль количества ядерных боеприпасов – как стратегческих, так и тактических. Конечно, не сразу, а со временем (этот вопрос тяжел политически и технически), но все же предпочтительнее, чем ограничения на носители, которые должны будут применяться в обычном оснащении (скажем, ограничение права базировать тяжелые бомбардировщики за пределами территории США).

Так что совсем отрицать возможности российско-американского диалога было бы ошибочно. Просто это будет совсем другой диалог, чем традиционно имел место.

Наконец, последнее – относительно российской реакции. Она представляется далеко не ошибочной. Трудно сказать, какие именно расчеты лежали в ее основе, но результат пока что вполне приемлем. Дело в том, что вряд ли стоит «гнать волну». Система ПРО то ли появится, то ли нет, а если и появится, то очень нескоро. Конечно, сроки развертывания первой очереди сдвинули на 2004 год, но первая очередь будет предназначена для «отражения нападения» не Северной Кореи, а демократов. Это чисто предвыборный трюк. Так что в обозримом будущем характер стратегического взаимоотношения не изменится. Можно и не суетиться. Можно даже повести какой-то диалог – глядишь, и польза будет. Тем более, что жесткая реакция все равно американских планов не изменит, а только полностью перекроет даже те минимальные возможности диалога, которые пока что есть.

Более того, жесткая реакция на деле, а не на словах (объявления о развертывании того, другого или третьего) была бы сейчас просто вредной, и если именно пониманием этого мотивируется ощутимое снижение риторики, то это хорошо. Стоит повторить: времени для реакции по существу будет достаточно, а произносить сейчас пустые угрозы – только себе же вредить. В качестве личной реакции можно было бы добавить, что я не ожидал умеренности и опасался, что желание отреагировать немедленно, и не только на словах, а и попыткой развертывания каких-то вооружений, возобладает. Рад, что ошибся.

Что касается февральского предложения о европейской ПРО. Начать нужно с того, что оно намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Представляется, что оно впитало в себя довольно много разных «повесток дня», причем порой противоречащих друг другу. Все же можно было бы согласиться с тем, что диалог, обсуждение характера угроз, имеет смысл и был бы полезным. Получатся ли контракты для российских оборонщиков – большой вопрос. Скорее вряд ли, но почему бы не попробовать? Да, нужно больше деталей. Да, инициатива полностью потеряет смысл. Скорее даже станет контрпродуктивной, если не будет продолжения. Но в конце-концов США, Россия, Европа и Китай вступили в период «долгой игры» - лет на десять.

Хотим мы этого или нет, но привычный разоруженческий ландшафт изменился. Менять его не стоило – он был не так уж плох, как это многим сейчас кажется. Можно было подкорректировать старые соглашения и достичь новых без столь радикальных, разрушающих телодвижений. США делают ошибку, и многие из тех выкладок, которые описаны выше, ошибочны (по преимуществу в плане неоправданной оптимистичности). Но деваться некуда – что есть, то есть. Надо планировать политику с учетом новых условий и на перспективу, выходящую за сроки правления нынешних лидеров (даже с учетом двух сроков).


Николай Николаевич Соков является сотрудником Центра по изучению проблем нераспространения при Монтеррейском институте международных исследований

Представленный материал выражает мнение автора и может не совпадать с взглядами редакции СНВ-сайта и сотрудников Центра по изучению проблем разоружения, энергетики и экологии при МФТИ.

См. также:

Ваши вопросы и комментарии: в редакцию СНВ-сайта | в СНВ-форум

Поиск на СНВ-сайте

© Центр по изучению проблем разоружения, энергетики и экологии при МФТИ, 2001 г.